В ГМИИ им. Пушкина гости из зарубежных музеев (Лувра, Орсэ, Прадо и пр.) – Тициан с Рембрандтом, Веласкес с Гойей, Мане с Тулуз-Лотреком. Причем картины первой величины, а не какие-нибудь проходные работы. И никто не убивается на входе! Собственно, выставка «Голоса воображаемого музея Андре Мальро» в Пушкинском объединила более двухсот экспонатов, отобранных президентом музея Ириной Антоновой из главных европейских и русских собраний в соответствии с философской концепцией Мальро, писателя, мыслителя, общественного деятеля и министра культуры в правительстве Шарля де Голля. И никаких очередей!

 А потому что Мальро, под чье имя собрали знаменитых европейцев (и не только), мало кому известен в нехудожественной среде. Но в его концепции – неизменно важные для всего современного кураторства попытки выстроить диалог между прошлым и будущим, неожиданные ассоциации между забытым искусством и тем, что осталось в культурной памяти. Концепция только на время получила свое вещественное воплощение. «Воображаемый музей», - это эссе Мальро из книги «Голоса безмолвия», написанное им в 1947 г. В нем, среди прочих, выражена мысль об идеальном музее, который объединяет различные стили и эпохи.

В ГМИИ им. Пушкина открылась выставка «Пиранези. До и после. Италия – Россия. XVIII-XXI века». Около четырехсот вещей из музеев Москвы, Петербурга, Венеции и Рима призваны убедить зрителя в том, что Джованни Батиста Пиранези (1720-1778) – глубоко русский и современный художник, хоть и родом из Италии.

ili Укушенный мальчик и его свита

Караваджо из названия выставки можно смело вычеркнуть, если бы не две его картины, из которых только одна оригинал – «Мальчик, укушенный ящерицей». Она центр всей экспозиции и источник притяжения, вокруг нее столпотворение, как в Лувре возле Джоконды, к ней в итоге приходят все, кто выстоял двухчасовую очередь на морозе. И зря – первая мысль. Всего лишь одно-единственное полотно, причём не самое большое. И всё же по "Мальчику" можно "воочию" убедиться, что Караваджо не превзойдён. Фирменная игра светотени, когда фигура будто выступает из мрака, выхваченная лучами света, даже у последователей не такая яркая, хотя и явная, особенно у фламандцев. Это хорошо видно на фоне других «учеников», которые учились "погребному свету" исключительно по картинам Караваджо. Но даже не этот особенный свет в «Мальчике» главное.

ГМИИ им. Пушкина. Выставка "Пикассо. Москва. Из собрания Национального музея Пикассо, Париж", или пи-кассовый психоз

"Пикассо в мире искусства – нечто вроде нефти в экономике:  

если растут цены на Пикассо, растут цены на все остальное" (КоммерсантЪ)

… вся донная фауна Парижа – проститутки, алкаши, эти многочисленные «любители абсента» в роденовски задумчивых позах, тощие, как у крестьянских кобылок, фигуры нищих стариков, мальчиков, гладильщиц, кощей-гитарист, художники с мертвенно, как после долгого поста, лицами, и тут же светлые, прозра чные почти аскеты, и все в глубоком голубом или почти ультрамариновом обрамлении фона. Еще четкие в линиях, еще «человечные» в лицах – печальных, как будто вся мировая скорбь концентратом в них, как будто знают, что неодолим даже первый круг дантевского ада, и трагедия так же божественна, как и комедия – и оттого в лицах голубиное смирение и глубь себя-осознания, и в фигурах-почти-станах – стержень достоинства…